Сказать, что день начался совершенно кошмарно — ничего не сказать.
Ригхан, конечно, привыкла к тому, что за завтраком дети любят пошалить: кашу по стене размазать, кинуть чем-нибудь в прислугу, отказаться покушать... Но сегодня они превзошли сами себя.
Началось все с того, что Леоф, проснувшись, обнаружила как минимум двоих детей, которых совершенно точно вчера укладывала в их комнате, мирно сопящих у себя в кровати. С кем не бывает — ночью была гроза, наверное, просто испугались грома и молнии и пришли к ней, а она, по всей видимости, очень крепко спала.
Но дети проснулись вместе с ней и, хихикая, ушли к себе в комнату, пожелав маме доброго утра. Солнце светило им вслед, золотя рыжие волосы своими лучами. Женщина вздохнула. Если все цветы жизни такие, как ее дети, то этот цветник полон колючек. Один у нее — самый настоящий чертополох, ругается, что мама все делает не так. Но всякий родитель будет стоять до последнего за свой сад, словно сторож, ведь это его творение, в которое он должен вкладывать душу и которое следует растить, удобрять, поливать...
Уже после того, как дети улыбаясь ушли к себе, нужно было заподозорить неладное, но голова у деловой Ригхан уже с утра была занята другим — одни крестьяне жаловались на неурожай, вторые — на отсутствие пчел в ульях, третьи — на шалящих лепреконов (в которых кельтская мама долго не верила, пока сама их не увидела)... Было, в общем, с чем разобраться.
Между тем, завтрак был уже совсем близко.
- Бригитт! Таз с водой! А сразу после него неси платье. Синее, с шитьем! - крикнула Ригхан своей служанке, та что-то кротко пролепетала и скрылась. Леоф взяла золотой гребень и стала расчесывать свои волосы - сегодня с прической она разберется сама.
Тем временем Бригитт принесла таз. Ригхан склонилась над ним, и в глади отразилось симпатичное женское лицо, чуть тронутое морщинами, и... Леоф испуганно провела рукой по волосам. Неужели седина? А, нет, показалось... Но еще пара лет с такими детьми — и она у нее появится.
К завтраку Ригхан спустилась тогда, когда ее дети уже чинно сидели за столом. Подозрительно тихо и чинно.
«Значит, где-то сейчас будет буря», - пронеслось в голове у Кельтии, а вслух она только спросила:
- Ну, как спалось?

Уэльс боялся грозы и никогда этого не стеснялся. Стеснялся он бегать к маме из-за этого. Но ведь разбудить братика и идти с ним. И тогда, если что, можно свалить все на старшего, дескать он испугался. Но все хорошее (в виде большой кровати с мягкими подушками) рано или поздно кончается. А точнее кончается утром, когда пришлось гордо удалится, оставив напоследок под одеялом крошки от принесенного с собой печенья. Эдакий подарочек любящей мамочке напоследок.
Одевали "крошку Олли" с особой тщательностью. Потому что трудно одевать вырывающегося светловолосого дьяволенка. Дьяволом его назвали служанки с кухни за вечную привычку Уэльса таскать еду. Парень часто не наедался, любил перекусить вкусными плюшками и сластями. А просто так их не давали. Поэтому паренек, вместе с братом, воровал с кухни. Иногда еду вырывали прямо из рук зазевавшихся служанок, которым конечно не нравилось это. Ну а Оливеру часто было просто таки наплевать на их мнение. Разве что он мило улыбался, как умеет любой ребенок, и строил невинные глазки.
Но все слуги тщательно следили за мальчиком. И поэтому одевали в кучу, просто кучу, ненужной одежды, воротнички и все такое. Правда, как только служка отвернулся, Уэльс содрал с себя пиджак и всякие украшения. И остался в обычной для себя рубашке, штанах, ремне да и в ботинках. И, мило улыбнувшись своему надзирателю, ускакал с братом на завтрак.
За завтраком было скучно. Ложку отобрали, потому что малыш использовал её как катапульту и пулялся кусками хлеба, свернутого в комочки. Когда ложку отобрали, пригрозились лишить сладкого, потому что Уэльс незаметно так ногой толкнул служанку, что несла кувшин с вином. Вино плеснуло во все стороны, а часть попала на лицо "ангелочку". "Ангелочек" облизнулся и снова притворился ребенком.
- У-у, дьяволенок...- пробормотала служанка, отвесила сынку мамы-Кельты легкий подзатыльник, и ушла.
Но вот уже зашла мама, то есть можно было не доставать всех, а пообщаться с родней.
- Доброе утро, мама.- поздоровался Север, а валлиец решил, что можно второй раз не здороваться. Он только улыбнулся маме, как обычно делал это разгневанным слугам.
- Мам, а мне вот приснилось, что я кошку на заднем дворе поймал. А потом из лука в Фаррела попал, а он рассердился и побежал за мной, а я убежал и на дереве спрятался!- ну, как приснилось... Вчера вечером именно так и проходила миролюбивая акция "Позвать детей на ужин". И бедного Фаррела, слугу на кухне, позвали на эту акцию отвлекающим и жертвой. Правда, он остался жив и даже не покалечился. Просто Уэльсу еще нельзя было брать нож, потому стрелы в маленьком луке дьяволенка были не отточены. Но яблоко с головы сбивало. Не пробивало насквозь, но просто сбивало. Вот только почему-то Дею, на голову чьей дочери поставили это яблоко, вся затея не понравилась А дочери понравилось, вот взрослые странные, да?..
Но пока Уэльс просто взял в руки яблоко и стал его грызть. Ведь ложку отобрали и кашу есть было нечем. Да и не хотелось, если честно.

Катэль спешно прикрыл рот маленькими ладошками. Ну а как иначе, ведь если бы он этого не сделал - точно не сдержал бы смеха, вспоминая вчерашние догонялки с его неутомимым братцем, а если бы он не сдержал смеха... Уэльс уже сам убил бы старшего, потому что был бы заляпан пережеванной едой.
Маму кельт слушал внимательно, как и всегда. Ему вообще хорошо удавалось состроить важную и заинтересованную моську. Но последнее утверждение, касающееся блохастых кошек, а точнее чесотки... впечатлительный ребятенок сам не заметил, как его передернуло. Как ни странно, Север был немного брезглив, чего, впрочем, не скажешь, глядя на его забавы. То и дело где-то что-то перепачкает или вымажет. Бывали шутки похуже, вроде того случая, когда стараниями неугомонного ирландца одна из служанок на месяц попала к лекарю... но такое происходило крайне редко. В обычное же время маленький вредитель обходился более безобидными вещами.
- ...слышите? - будучи занятым разглядыванием своей тарелки - по крайней мере, так казалось на первый взгляд, - Катэль только рассеянно кивнул. Он, конечно, был послушным мальчиком, - когда мама, возвысив голос тона так на два-три, говорила, что ему делать, он исполнял. Но сейчас-то говорит тихо, значит, ничего жизненно важного нет, ведь правда?
Мимолетный взгляд в сторону Оливера, - тот всегда понимал старшего брата без слов. Да, вот-вот должна была свершиться самая интересная каверза детишек за это утро. Просто Севера не так давно один соседский мальчик научил кое-чему интересному, и ирландцу не терпелось проверить "разрушительную мощь" нового знания. Даже несмотря на то, что в комнате присутствовала мама, единственный человек, которому позволено было безнаказанно наказывать порою слишком жестокого ребенка. Не столько потому, что она - Кельтия, не потому, что она старше или что еще, а потому, что, как бы там ни было, Катэль был ее сыном, прекрасно это понимал и любил мать сильнее всего на свете.
Но голос все-таки возвысился, и пришлось Северу волей-неволей перевести честнейший взгляд по-детски невинных глаз на родительницу. Мальчишке пришлось вспоминать, с большим трудом, между прочим, что там говорила мама, потому что ответить ей "нет" равносильно такой глупости, как поход в пещеру к дракону. Нет, мама не дракон, не испепелит дыханием, разве только укоризненным взглядом, но она могла обидеться, разозлиться... да какая, к черту, разница! Главное, что ребенку не хотелось расстраивать маму.
- Да... - неуверенно заговорил Катэль и, забывшись, поднялся со стула, - понял...
И в этот самый момент сработал простейший механизм на паре веревок и палочек, тот самый, который показал тот соседский мальчишка. И недоеденный завтрак сорванца пулей отправился в полет, правда, остановился уже через пару секунд - об голову несчастного Дея. Нет, он не поранился, но стекающая по лицу каша - явно не лучшее украшение. Да и стремительно краснеющее лицо слуги как бы намекало, что он не очень доволен.
- Ой... - широко раскрыв глаза, пискнул Север, и тут же едва слышно прибавил, - все-таки получилось...

Ригхан улыбнулась: дети такие дети... Им можно и нужно шалить. Но, как считала сама Кельтия — в меру.
Леоф была строгой мамой, правда. Только зачастую строгость это была напускная и, честно говоря, оправданная, потому как своих детей она обожала больше всего на свете и не хотела бы какой-нибудь неприятности с ними.
Как говорили другие многодетные мамочки (да и, в общем, папочки тоже), с которыми Ригхан общалась, дети почти везде одинаковые. Конфликт отцов и «этих» был всегда, причем  от возраста «этих» никогда ничего не зависело. Сначала это будет каша во младенчестве и буйном детстве, потом лук, меч или любое другое оружие в не менее буйном отрочестве, а потом резкое «Мама, я женюсь!» в попросту взрывной юности. К счастью, до последней стадии пока не доходило да и, Леоф надеялась, не скоро дойдет.
- Договорились, Олли. Хорошо, что хоть сегодня смолой не будете поливать людей.  - согласилась (в кои-то веки!) мама с сыном.
Хихикание старшего сына насторожило ее сразу. Знаете, не в первый раз сыновей рожаем, не в первый раз их воспитываем. Предположение о том, что спокойный завтрак закончится какой-нибудь катастрофой было подтверждено. Причем почти документально — совершив красивый кульбит, почти полная тарелка каши врезалась в очередного слугу и растеклась неаккуратной кляксой по его лицу. Страшнее того был факт, что часть каши попала Ригхан на щеку рваной полосой.
Казалось — мама не огнедышащий дракон, а вполне себе живой человек безо всяких невероятных способностей, который выслушает и простит. Но и у мамы есть терпение. Сначала ты вылил на слугу чан со смолой и вытряхнул на него перья из распотрошенной подушки. Потом поймал кошку. После кошки ты или твой брат чуть не попал в слугу из лука. Или, допустим, опрокинул на еще одну кошку смолу, а после это чудо носилось по замку и расколотило вдребезги любимую мамину вазу, которую мама, между прочим, огромным трудом выкупила у торговцев из Китая. И чаша терпения твоей милой родительницы начинает переполняться до той поры, пока... пока завтрак не оказывается на голове у слуги, а мама не пачкается в каше.
-Салфетку, - ледяным голосом сказала Ригхан служанке и обратилась к детям. - Сегодня оба стоите в углах, в разных комнатах. До тех пор, пока все не обдумаете, и я не приду. Дей идет отмываться.  - в это время госпоже принесли салфетку, которой она тут же вытерла кашу с лица. - Повторюсь — я по делам. И еще. Сегодня, милые мои, вы вообще меня удивили, в неприятном смысле этого слова. Поэтому сладкого лишаю на два месяца. Свободны, юноши. - Леоф встала и по«ла к выходу.
"Все готова стерпеть... Но это уже слишком".

Оливер возмущенно посмотрел на мать. Нет, мать конечно - святой человек, добрый, умный и вообще спасибо ей и все такое. Но чаще всего, особенно это было в минуты наказаний, Олли твердо считал, что мать, как существо не очень глупое (без обид), не должна лишать своих детей удовольствий. У паренька вообще был свой взгляд на мир, в котором он был почти центром, а остальные были в чем-то чуть хуже его.
А запрет на сладкое был самым страшным, страшнее было только ехать вместе с матерью в гости к её подругам. Потому что пару часов слушать, как они с подружками болтают обо всем и ни о чем. Ну и конечно восхищаются "такими милыми детишками", тискают их, трепят за щечки, взъерошивают волосы (вот откуда у братьев ненависть к такому весьма безобидному жесту). А детишки уже готовы либо убежать, либо просто-напросто переубивать эти говорильники.
Но все же лишение вкусных сладостей, что давали на ужин и за хорошее поведение (то есть просто на ужин), было серьезным. Поэтому Уэльс возмущенно глянул на обстановку в целом. Обстановку не проняло, поэтому пришлось высказаться.
- Ну, ма-а-ам! Это ж всего лишь каша! Не деготь, не мед, не смола, не кипяток, не холодная вода...- практически начал перечислять Олли то, что обычно выливалось на головы слуг или каких-нибудь особо неприятных гостей. Например, на Франкское государство со своим сыночком, потому что очень уж та любила сравнивать - "А мой красивее, а мой умнее, милее...", и так далее по списку.
- В общем не из-за чего обижаться.- завершил Олли уже тише, плюхнувшись обратно на стул и уныло глядя на свою кашу.
А потом к ним подошел исполнить воли мамы. И почти насильно, за шкирки, снял братьев со стульев. А потом вежливо так погнал в отведенные для наказаний комнаты. Оливер, что было весьма необычно и странно, не сопротивлялся, молча шел куда надо.
Их завели в соседние комнаты. Однако стены были все же довольно толстые, чтобы переговариваться. Но были окна, в обоих комнатах. И когда слуга ушел, Оливер вылез из предназначенного для наказаний угла и подтащил к окну табурет Ну а потом дело техники и мастерства - и вот он уже в комнате старшего братика.
- Ка-а-аль...- привычно сократил он имя Севера,- Ну скажи - нечестно!

Катэль, вопреки своему покладистому - на вид - характеру, вырывался, в отличие от брата. Ну так, для проформы, чтобы иметь возможность лягнуть или укусить мужчину, с каменным лицом ведущего братьев по комнатам. Зная, что будет дальше, Север затих, надеясь, что их оставят в одной комнате, но не тут-то было. Тепло теплом, но перестукиваться через стену - глупо, а орать на весь дом свои планы касательно мести Дею - ну а кто ж еще виноват, как не он? Это он неудачное место выбрал! - как-то, согласитесь, глупо.
Так выглядело это все для конвоира. Все та же проформа - мальчишка знал, что будет дальше, потому что подобное происходило уже далеко не раз. Так что когда Оливер вылез из своего окна - не наткнулся на препятствие в виде закрытого окна Катэля, а вполне приветственно был заключен в по-детски крепкие объятья. Ну так, чтобы с подоконника не упал.
Зная, как забавно это выглядит со стороны, Север надул щеки. Ладно бы просто поставить по углам, но мама ведь запретила сладкое! А сладкое - это, без малого, святое. Юнец отпустил, наконец, брата и согласно кивнул.
- Это страшная несправедливость! - передразнивая какого-то служивого - не так давно у дома ошивался и разговаривал с кем-то из соседей, толстенький такой мужичок с извечно красной рожей. - Мы, конечно, виноваты, но не настолько, - уже нормально добавил он, с размаху запрыгнув на свою кровать, и предусмотрительно отодвинулся, на случай, если Олли решит присоединиться.
С пару мгновений кельт молчал, взглядом изучая деревья за открытыми окнами, но потом снова подал голос.
- Еще и Дей... это вообще он виноват. Я точно заставлю его купаться в том озере у леса! Там самые крупные лягушки, и еще я там как-то видел жабу. А можно еще подложить лягушку к нему в постель. Представь, сколько крика будет! - обида за запрет на сладости отошла на второй план, и Катэль уже вполне воодушевленно придумывал месть. - Но меня пугает то, как мама разозлилась. Вдруг она нас не простит? Это было бы ужасно.

Уэльс никогда не любил думать. Кропотливый процесс занимал очень много времени, сил, которые можно было потратить на что-то более нужное и интересное. Поэтому, а может и не совсем по этому, в голове у Оливера мало что откладывалось надолго. Зато он был мастером во всяких там спонтанных придумках.
Однако то, что брат так долго думал, ловя мысли в своей голове за длинные хвосты, заставляло скучать и считать сколько раз мухи наверху взмахнут крылышками за то или иное время. Как у лучника у Уэльса было превосходное зрение.
- Я знаю, знаю!- завопил вдруг старший так громко, что сам Уэльс невольно вздрогнул. И тут же поспешил заткнуть рот Кателю ладонью, а то точно бы набежали слуги и пришлось бы сквозь стены идею перестукивать. Однако Север сам оправился, поэтому крайние меры точно не потребовались. Однако выслушав идею старшего, Олли недоуменно поднял брови.
- Чего?- было первой реакцией простодушного валлийца на сказанное братом. Ведь он и правда не совсем понял то, что ему только что сказали. Подумав, Оливер понял лишь то, что надо, во-первых, выбраться из комнаты, а во-вторых, действовать быстрее, ведь мать скоро уже приедет.
- А-а, то есть ты думаешь... Что нам надо все привести в порядок? И вести себя не как обычно... А как паиньки?!- на лице парнишки появился и ужас этой идеи, и восхищение братом, который так все умно придумал. Но ужаса все же было больше. Уэльс никогда еще не вел себя воспитано, тихо, спокойно и благоразумно. Он даже во сне вертелся, падал с кровати и разговаривал, даже ночью не успокаиваясь. А тут ему предлагают быть паинькой еще примерно день. Ужас! Но ведь и круто!
Вздохнув, Уэльс все же решил согласится с братом.
- Надо только выбраться, мама вот-вот приедет!